Стратегический чум

В Туве еще живы люди, которые родились в чумах и провели в них свое детство.

Но сегодня это жилище – уже история.

Даже редкие оленеводы Тоджи, продолжающие жить жизнью предков, уже давно не используют при своих перекочевках со стадами оленей традиционное жилище, а живут, как туристы – в палатках.

Увидеть настоящий чум можно только во время традиционных праздников животноводов – в качестве экзотического выставочного экспоната, неизменно привлекающего внимание горожан.

Да еще в зале второго этажа Национального музея Республики Тыва, где он соседствует с другими традиционными жилищами наших предков – юртой и русской избой.

Зимний чум, крытый оленьими шкурами, с берестяной посудой и всей утварью, которую традиционно изготавливали и использовали в обиходе оленеводы Тоджи – работа общественного консультанта музея Сундуй-оола Арандола.

О чем и свидетельствует расположенная рядом грамота «за самобытность», полученная им в 2003 году во время республиканского Наадыма.

Руки мастера универсальны: они умеют выделывать шкуры, резать по дереву, изготавливать посуду из бересты, шить одежду и обувь из кожи, плести прочнейшие веревки из конского волоса и без проблем возвести из жердей островерхое жилье – чум. Крытый кожей – для зимы и

берестой – для лета.

Полным комплектом воссозданного в первозданном виде образа жизни оленеводов Сундуй-оол Монгушевич удивил участников второго Международного конгресса по этнической психологии «Степная цивилизазия-2009», проводимого в августе на озере Дус-Холь.

При этом и сам облачился в первозданную одежду: белые куртку, штаны и сапоги из кожи. И даже, для полноты картины, сидя на пороге своего чума, вооружился трубкой, хотя в жизни не курит.

Похожий чум, только меньшего размера, стоит и в Кызыле – во дворе дома по улице Шевченко, где живет с внуками столичный пенсионер, увлекшийся воссозданием традиционного быта оленеводов.

В домашнем чуме любят играть ребятишки, да и спится тут гораздо крепче, чем в доме.

В этом сооружении мы и беседуем с мастером-чумоводом.

Из юрты – в чум, из чума – в дом

– Сундуй-оол Монгушевич, а вам самому приходилось прежде жить в чуме?

– Да, в детстве. Только недолго.

Родился-то я в юрте, в 1942 году. Родом из Улуг-Хемского кожууна.

В 1949 году наша семья разорилась, отец не смог справится с планом, по сути – многочисленными налогами. И мы лишились скота, пришлось продать и юрту, потому что перевозить ее стало не на ком. И отец соорудил жилье бедняка – чум из бересты, почти, такой, как у меня сейчас во дворе стоит.

Но в чуме в детстве я жил недолго – одно лето, а потом мы уже переехали в рабочий поселок. Сначала, пока отец строил дом, мы жили в землянке, ну а потом уже в доме. Раньше как-то все тувинцы очень быстро научились русские дома строить и лучше строили, чем сейчас.

– А как вы научились, шить одежду, делать традиционную утварь?

– Когда мы разорились, отец делал домашнюю утварь – туески, бурдюки, корытца – для того, чтобы обменивать на еду и кормить семью. А я, еще мальчишкой, внимательно наблюдал за его работой, учился у него.

А шить научился, потому что мама очень рано умерла, мне было тогда девять лет. Тогда, в начале пятидесятых годов, трудно было купить новые вещи, да и жили мы небогато, вот и пришлось еще в детстве научиться работать иглой, чтобы самому чинить свою одежду, обувь.

И это умение сейчас очень пригодилось: сам выделываю шкуры, очищаю их от меха и из кожи шью настоящую традиционную одежду оленеводов, шапки, обувь.

А в 1978 году начал работать заместителем директора мебельной фабрики по народно-художественным промыслам, и там, наблюдая за мастерами, тоже многому научился.

Остаток феодализма

– А с традиционным образом жизни тувинцев-тоджинцев вы когда столкнулись?

– В 1966 году. Окончил в Кызыле кооперативное училище Респотребсоюза, и меня отправили в Тоджинский район продавцом. Потом, уже заочно, закончил Иркутский кооперативный техникум.

На Тоджде познакомился с Марией, мы поженились. Восемь лет я там прожил, потом с женой переехал в Кызыл. Отец жены был Героем Социалистического Труда: Эрестол Даржаа, единственный герой-охотник Тувы. Мы с тестем были очень дружны, и в течение двадцати лет постоянно ходили на охоту в тайгу.

Однажды в глухой тайге мы с тестем наткнулись на заброшенные берестяные чумы, очень старые, думаю, им было не меньше пятидесяти лет. На меня тогда эта встреча с прошлым большое впечатление произвела.

Давно, еще до присоединения Тувы к Советскому Союзу, в тайге жили многие семьи, а потом всех стали принудительно оттуда переселять в села. Вот и остались в тайге эти заброшенные чумы, как памятники прошлого.

Тесть рассказывал: людей буквально гнали из тайги, заставляли переселяться в поселки – к больницам, магазинам, сельсоветам. Многие – с детьми, с оленями, скарбом – убегали из сел, не хотели там жить, но их все равно заставляли, возвращали обратно.

Люди не успокаивались: пытались чумы во дворах своих новых домов поставить, а начальники приказывали их убирать, ругали: «Хороший дом тебе построили, а ты еще что-то хочешь?» Чум запрещали, как «остаток феодализма», так его начальство называло.

Чумами, кстати, пользовались не только тоджинцы, но и тувинцы из других районов, это было жилье для бедных семей, которые не могли позволить себе юрту. Из-за своей нищеты они были вынуждены строить чумы, покрытые берестой или корой лиственницы.

Из кожи, коры, брезента и полиэтилена

– В таком берестяном чуме жил в детстве Салчак Тока, он упоминает о нем в своей книге «Слово арата».

– Да, только он в своей книге пишет, что они в берестяном чуме круглый год жили, а это правдой быть не может: никто в берестяном чуме зимой не жил. Щели же между берестой, никак его не протопить, замерзнешь в нем. Если жерди хотя бы корой лиственницы, ели покрывать, то можно зимой жить, не замерзнешь, а в берестяном – никак.

В Национальном музее зимний чум тоже был раньше берестой покрыт, но я долго убеждал: это исторически неверно. И добился, сделал им правильный чум, покрытый кожей. В таком никогда не замерзнешь в любые морозы.

В этом очень помог Монгуш Борахович Кенин-Лопсан, поддержал меня: если уж сохранять жилище оленеводов для истории, то все, до мелочей, должно быть правильно.

– А вы сами в таком правильном кожаном чуме жили, когда охотились с тестем в тайге?

– Нет, мы с ним в облегченных чумах жили, накрывали жерди брезентом. Разводили внутри костер и не мерзли. Сейчас охотники уже и брезент не используют, делают временные «одноразовые» чумы из плотного полиэтилена.

– А такой полиэтиленовый чум не опасен, он не сгорит?

– Если все сделать правильно, не опаснее, чем обычный чум, наоборот – полиэтилен от дыма крепче становится. Сейчас брезент не используют: он дорогой и тяжелый. А кожаные чумы из шкур давно уже не делают.

– То есть умение сделать настоящий чум практически потеряно?

– Получается, что так. В 2003 году на республиканском Наадыме впервые я поставил чум с учетом всех традиций и особенностей. Меня даже грамотой наградили «за самобытность».

Потом этот чум музей купил. Правда, они только часть моей утвари поставили в экспозицию, не все выставили.

– Сложно построить настоящий чум?

– Если умеешь, несложно, но нужно знать, что и как делается. Перед тем, как выставить большой чум, я долго готовился. Вот этот маленький чум, в котором мы сейчас сидим, был как бы эскизом: примеривался, как сделать, сколько материала уйдет.

На большой чум почти пятьдесят жердей необходимо. Используют, в основном, лиственницу, очень распространенное в тайге дерево.

– А как правильно сидеть в чуме, у каждого же свое место?

– Конечно, так же как в юрте. Мужчины сидят слева от входа, женщины – справа, в центре – хозяин. В маленький «малосемейный» чум пять человек поместится, а в большом человек пятнадцать может отлично разместиться.

Исчезающие слова

– Я вижу, что это увлечение немало труда требует: весь двор, сарай у вас заполнен шкурами, берестяной посудой, деревянными седлами для оленей, веревками из конского волоса, одеждой из кожи.

Зачем вы всем этим занимаетесь?

– Хочется, чтобы наши потомки не забывали своих корней, свою историю. Иногда обидно становится: иностранцы больше интересуются нашими традициями, особенностями, национальным колоритом, чем наши собственные дети и внуки.

Очень много забытых слов. Даже старики уже не помнят, как по-тувински называется некоторая утварь, составные части чума, например – заглушка отверстия для выхода дыма.

Слова исчезают, а вместе с ними и история, культура.

Я не призываю всех переезжать в чумы, но то, как раньше жили люди, надо знать.

Радует, что в школах начали к этому проявлять интерес. Для пятой школы Кызыла сделал маленький игровой чум, но вся утварь там, как настоящая.

Для школы в Монгун-Тайге чум сделал. Тувинский университет тоже хочет установить у себя экспозицию с чумом.

В следующем году хочу поехать в тайгу и сфотографировать те самые старые чумы, которые уже еле-еле стоят с несколькими жердями. Надо их запечатлеть, пока совсем не упали.

Нужно знать, как жили твои предки, во всем мире люди к этому тянутся.

Все-таки сохранять историю своего народа – это стратегически важная задача любого общества.

Фото автора

Фото:

2. Чум, построенный Сундуй-оолом Арандолом. 11 августа 2009 года. Озеро Дус-Холь.

3. Тесть Сундуй-оола Арандола Герой Социалистического Труда Эрестол Даржаа, герой-охотник из тоджинской тайги, много рассказывал зятю о прошлой жизни. 1985 год.

4. В этом чуме у костра всегда тепло. В руках мастера аяк – деревянная пиала.

5. Полная экипировка оленевода. Одежда и обувь из оленьих шкур сшита руками Сундуй-оола Арандола.

6. У порога чума.